А теперь без шуток и без пародий. Из четырех турецких виз в моем паспорте лишь эта, последняя, на отдых. Первый раз, наверное, он самый трудный. Много читала вас, смеялась, где-то грустила, где-то понимающе ухмылялась, где-то откровенно забавлялась, где-то просто не понимала ровным счетом ничего. А теперь передо мной чистый лист в ворде и пляжное полотенце, которое все еще пахнет морем. Я загружу его в стиральную машинку последним. До следующего раза. Прости, пончик, я скажу твоими словами – из Турции нужно вырасти как из старой школьной формы. Как много историй написано, как много еще будет написано и как много никто никогда не узнает. О них, об умных красивых девочках, которые просто ехали загорать и купаться. Они никому это не расскажут, не потому что не хватит слов, а потому что это принадлежит только им. И я никому не расскажу и даже тебе, пончик, хоть ты сама все знаешь, но точно так же не расскажешь мне что-то свое, о чем думала тогда на балконе, и я нет, потому что это – только мое. Пусть не best, пусть не самое сокровенное, пусть, наплевать. И будут другие, нежнее, умнее, разборчивее. И они будут слушать слова и знать им цену, но все равно, хоть на тысячную долю секунды накроет желание поверить. И у каждой будет своя причина слушать и говорить что-то в ответ, соглашаться или противоречить, смеяться или плакать, маскируясь брызгами от горок в бассейне. Будет обязательно, даже если за три часа перелета, на другой стороне все хорошо. И те, другие, тоже приедут домой, и как бы ни было, накатит волной, шумом дискотек, чужими глазами. Память потом сотрет, и, может быть, останется только приват к какой-нибудь похожей девочке, запутавшейся в своих желаниях и непонятках. Потому что не надо стесняться плакать о стране, даже если туда можно вернуться. И не надо стесняться плакать о людях, даже если это лишь те, кому суждено пройти и скрыться за поворотом. И я знаю, что вернусь, еще однажды, или много раз, не потому что меня там любят и ждут, а потому что я еще могу носить школьную форму.