Однажды, когда я сидела на пляже в Кемере, мне вдруг
открылась вся поразительная испорченность моей натуры.
Или это была не испорченность, а нормальная защитная
реакция на плейбоев?

Дело близилось к вечеру. Солнце нежно ласкало своими
последними лучами спины отдыхающих, устремивших
взгляды на море...Впрочем, о чем это я? Не было на
пляже никаких отдыхающих. Все давно устремились в
отель, прихорашиваться к ужину. Одна я, упившаяся до
полной нирваны пивом, развернулась к солнцу лицом,
спиной к морю, и разглядывала такого же как я
последнего из могикан - богом забытого в Турции негра.


Негр улыбался и пытался со мной перемигиваться. Может
быть, ему бы и удалось выдавить из меня взмах
ресницами, но я всеми мыслями была сконцентрирована на
другой проблеме. Мне безумно хотелось писать.
Пиво давало о себе знать. Вставать и идти искать
туалет, было решительно лень. Использовать море, как
выход из положения, тоже не хотелось, и не из
этических соображений, а потому что солнце почти село,
и живительная влага уже не манила к себе. Я разлеглась
на лежаке, укрылась вторым полотенцем, забытом моей
сестрой, и продолжала искать в перемигиваниях негра
ответ на мучивший меня вопрос.

Работал на том пляже местный фотограф. Хотя, в
общем-то, фотографом он не был. Типичный курортный
плейбой, приехавший на сезон как следует поразвлечься,
а для отвода глаз устроившийся снимать загорелые лица
туристов. Опять же приработок. Ведь не каждому плейбою
удается удачно закинуть невод и выловить из него
богатую диву, которая смогла бы обеспечить не только
его, но и всех его родственников из того аула.
Конкуренция там, знаете ли, высока, а парень
не был.

Плейбой на то и плейбой, чтобы заигрывать с дамами. А
фотограф на то и фотограф, чтобы их . Вот так
у парня все и ладилось.




.





С удивлением:

.

,- он замолчал. Видно хотел прибавить
<br>(я мог бы присоединиться), но передумал.
, - он говорил так, будто мы уже
совершенно точно и определенно договорились
встретиться завтра и сбежать ото всех, но проклятые
обстоятельства мешают нам воссоединиться. У него -
работа, у меня- сон:
<br>

Профессионально, но бездарно, подумала я, -



Надо сказать, что улыбка у меня отвратительная. По
крайней мере, я так считаю. Я всегда с завистью
смотрела на рекламных героев, с тоской слушала о
знаменитой , но каждый раз,
приближаясь к зеркалу и пытаясь обнажить , получала в отражении оскал покруче, чем у
Ганнибала Лектера. Впрочем, очаровательные ямочки на
обеих щеках у меня действительно есть.

.
<br>
Фотограф неистово защелкал своим аппаратом. При этом
мне казалось, что он не фотографирует, а занимается
йогой: он и приседал, и нагибался, и подпрыгивал, и
выворачивался, чтоб с того ракурса, и ложился на
песок:.

На мою улыбку ушла половина пленки. Фотограф
облегченно вздохнул, и даже, кажется, смахнул капельки
пота со лба

Негр куда-то исчез.
<br>Фотограф восклицал: , а ко мне неожиданно пришло решение
терзавшей меня проблемы. Я поняла, что могу сходить в
туалет прямо здесь, не вставая вот с этого самого
лежака. Подо мной одно полотенце, сверху другое, и в
обстановке пляжа нет ничего удивительного, что
полотенца мокрые. И тут:.Да, я продолжала смотреть
прямо в глаза фотографу, мило улыбаться и писала. В
голове промелькнули слова из идиотской рекламы: Вот именно. А когда я много пью, я
много писаю. Полотенце подо мной продолжало неумолимо
мокнуть:

Но все закончилось хорошо. Преступник не был пойман на
месте преступления, а фотограф остался безмерно
счастлив, потому что у меня по окончании
вышеописанного процесса глаза были как у кошки в
экстазе. А какие, кстати, у кошки в экстазе глаза?

Между прочим, тот мой взгляд фотограф запомнил
надолго. И при каждом удобном и неудобном случае все
стремился . Но
я на его уговоры уже не поддавалась, поскольку каждый
раз, завидев фотографа-плейбоя, мне безумно хотелось в
туалет.


Мораль сей басни такова: