МИРА БАИ: ТАНЕЦ С ГОСПОДОМ

Лали на ладонях Господа


Я попытался собрать то, что доступно из разных источников о Мире, Мира Баи, индийской поэтессе бхакти шестнадцатого века.
Конечно, вряд ли стоит акцентировать внимание на этапах жизни человека, который демонстративно поставил себя вне общества и истории, но именно история сделала Мира Баи персонажем трагедии в шекспировском духе. Осознавали ли это сама Мира, Бог весть, Он же ей единственный судья. Судьба поставила Мира Баи перед неоднократным и страшным выбором между верой и долгом, святым Вриндаваном и мистическим Читторгархом, между царями небесными и земными. Она отказалась совершить «сати» в крепости, которая сделала это трижды. Она прошла свой путь до конца. Она отринула от себя все, что было связано с ее высоким происхождением, но она воплотила в вере истинно раджпутскую жертвенность.
Выражение «трагедия в шекспировском духе» верно в жизни Мира Баи по накалу страстей персонажей, но не по идее сюжета. Шекспир творил в совершенно другую эпоху, писал о людях и для людей. Литература нового времени знает только человека, испытывает обстоятельствами силу человеческого характера. Высших, трансцендентных по отношению к человеку сил ни Шекспир, ни его последователи не знали. В судьбе Мира Баи оказались задействованы силы, во много раз превышавшие потенциал не только женщины, но и целого народа. Тут сошлись в жестокой схватке геополитика и мстительные родовые божества, человеческая любовь и Господь Бог. Жизнь Мира Баи решалась в эстетике античной драмы. Есть герой, бросивший вызов собственной судьбе и явно выраженной воле богов, предельное напряжение духовных сил в борении с непреодолимым и закономерный трагичный итог – смерть героя. Но смерть есть подвиг, единственное во имя чего стоит жить, то есть такая смерть есть единственный достойный человека финал. И еще повод для катарсиса, духовного очищения и прозрения, примирения с судьбой и богами уже на другом, высшем, не-профаническом уровне. Все это было в жизни Мира Баи.
При ближайшем рассмотрении судьба Мира Баи производит странное впечатление. У меня сложилось ощущение, что все известное нам, оказавшееся на поверхности, не есть подлинная история. Точнее говоря, подлинными являются несколько историй, несколько параллельных потоков событий, которые переплетаются, проявляются одновременно в нескольких узловых точках биографии – а видимое нами является только равнодействующей этих потоков, отчего и производит впечатление странности. Каждый из потоков жизни имеет ценность, каждый логичен и непротиворечив.
Во-первых, это судьба Миры, женщины, которая мечтала быть любимой и отвечать все сердцем на чувство мужчины. Во-вторых, это биография рани из Мерта, раджпутки царственного рода в один из самых напряженных периодов истории Индии. В-третьих, это взаимоотношения Кришны и Его гопи, Господа и дживы, любовь, выраженная в стихах и жизни.
Мира по происхождению принадлежала к одной из самых родовитых раджпутских семей. Ее предки считали себя прямыми потомками Куша, сына Рамы, ее династия – кула Ратхор относилась к самой почитаемой среди раджпутов Солнечной линии. Мне трудно сказать, какое отношение имели Солнечные и Лунные династийные линии раджпутов к Солнечной и Лунной династиям эпических времен, но традиционно перечень царственных родов начинается с Солнечной линии. Забегая вперед укажу, что самой прославленной среди раджпутов считается ныне кула Гухилот (нынешнее название Сисодия), за принца которой вышла Мира. Примечательно, что как раз события, происходившие во время жизни Миры, выдвинули кулу Гухилот на первое место среди раджпутских родов. На рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков Гухилоты, владыки Мевара, тоже не бросались своей честью, выбор в качестве невестки девушки из Ратхоров ставил на родовитости Миры клеймо высочайшей пробы.
Отцом Миры был Джаймал Ратхор, владелец города-крепости Мерта и маленького раджпутского княжества. Правда, Мира с детства воспитывалась в доме своего деда Дуда Ратхора. В его дворце она впервые познакомилась с настоящими бхактами, своими дальними родственниками. Раджпуты были индуистами, но бхакты среди них были скорее исключениями. Раджпуты предпочитали умирать за веру предков, свою и подчиненных им каст, влезать в богословские рассуждения и проповедовать экстатическую любовь к Господу им было не досуг.
Однажды мать в шутку сказала дочери, заигравшейся с куклой Кришны: «Он, наверное, будет твоим женихом». Шутка обернулась правдой, причем мать наверняка дала бы отрезать себе язык, если бы знала, к каким это приведет последствиям. Раджпуты жили в мире, где Слово не было истаскано как последняя шлюха, в том мире, в котором живем мы, в мире словесных шаблонов и пустых фраз, словесного мусора. Для них слово было реальностью, оно рождалось, имело человека, породившего его и отвечающего за судьбу своего творения. Слово жило годами, десятилетиями, пока судьба не развязывала все завязанные им узлы. Слово матери Мира Баи прожило почти семьдесят лет и сделало трагедией не одну человеческую судьбу. Оно обручило Мира Баи и Господа. Девочка видела в Нем товарища детских игр, беззаботного проказника, повзрослев, полюбила неизменно прекрасного юношу.
В 1516 году, восемнадцати лет от роду, Миру выдали замуж за принца Бходжраджа из Читтора, сына раны (царя) Санграм Синга, попросту Санги. Тут начинаются странности, коими изобилует жизнь Мира Баи. Вызывает недоумение столь поздний срок свадьбы. У царственных раджпутов было в обычае объявлять о помолвке потенциальных женихов и невест еще в детстве, как можно раньше скреплять их узами, после чего дожидаться, пока невеста не входила в возраст первого чадорождения и тогда отсылать ее к жениху для фактического исполнения супружеского долга. Так как главной обязанностью индуиста было продолжение рода, дабы не прерывалось вечное жертвоприношение богам, то всеми действиями обеспечивалось проведение в оптимальные сроки возможно ранней здоровой беременности. Если учесть, что у раджпутов юноши принимали участие в боях с 12 лет, следовательно, могли быть убиты, не оставив потомства, то затягивать на несколько лет фактическое замужество было весьма странным. В Индии считается нормальным появление детей у четырнадцатилетних матерей. Почему Мира Баи не попала во дворец Читтора несколькими года раньше? Что противодействовало тому: здоровье брачующихся, политические сложности или страстное желание Миры и ее Божественного возлюбленного продлить свою любовь?
И почему замужество Мира Баи оказался бездетным?
Подчеркну еще раз обстоятельство: брак для индусов означал и означает религиозный обряд, возможность дать жизнь новому поколению. Потенциальные муж и жена оцениваются в первую очередь с данной точки зрения, перед помолвкой проводится огромная подготовительная работа по выяснению совместимости обоих потенциальных продолжателей дхармы. Отрасли медицины и астрологии, занимающиеся браком, самые развитые в индийской традиции. Малейший внешний признак, намекающий на неплодовитость невесты, аннулировал помолку, хотя бы она была идеальной с других точек зрения. Для раджпутов данное правило ужесточалось, так рождался не просто потомок, а наследник. Его принадлежность к высокому роду, физические и моральные качества еще до рождения ни у кого не могли вызывать сомнение. Если по какой-то причине брак оказывался бездетным, раджпуту полагалось брать других жен и через них продолжать род. В царственных родах появление лишних действующих лиц вносило, говоря по-современному, дополнительный элемент неопределенности, давало лишний повод для интриги, что не приветствовалось. Тот факт, что помолвка была заключена, более того, спустя некоторое время еще одна девушка из Ратхоров вошла в семью Гухилотов и подарила роду мужа наследника престола, означал, что сомнений в способности Мира Баи дать жизнь новому поколению владык Мевара ни у кого не возникало.
Все источники отмечают красоту Мира Баи. Слово «красота» следует понимать не в эстетическом смысле, а с функциональной точки зрения. Попросту, Мира Баи была цветущей здоровой женщиной, способной продолжить род. Тогда в чем причина шестилетнего бесплодного замужества? В здоровье кого-то из супругов или опять взаимоотношения с Кришной повлияли на земную судьбу женщины? Можно представить, как терзалось сердце Мира Баи от противоречивых желаний. Инстинкт здоровой женщины желал обрести смысл жизни в материнстве, того же требовали родичи мужа, а ее сердце было отдано совсем другому.
Следует еще пояснить, что значил тогда Читтор (слово гарх означает просто крепость).
Читтор был не просто столицей Мевара, одного из самых мощных раджпутских княжеств, которые не одно столетие противостояли натиску мусульман и сохраняли индуизм в Индии. Он уже был прославлен навеки массовым героизмом во время своего падения в 1303 году. По преданию, один из самых последовательных и жестоких притеснителей всего индийского делийский султан Ала-уд-дин Хильджи воспылал заочной страстью к жене владельца Читтора. Сила была на его стороне, ему удалось обманом заманить владельца Читтора в плен и условием освобождения он потребовал отдать ему прекрасную рани Падмини. Несколько сотен смертников отправились в лагерь осаждавших с царицей под видом ее служанок. Они погибли все, но владелец Читтора с супругой вернулись в крепость. Вернулись только за тем, чтобы убедиться, что крепость не удержать. Тогда в назначенный день все воины в шафрановых жертвенных одеждах вышли из ворот крепости на самоубийственную битву – жертвоприношение «шака», а их жены и дети совершили массовое самоубийство «джаухар».
Этот обычай считается чисто раджпутским и довольно часто применялся в клановых усобицах. Согласно кодексу чести «раджпути» победитель, которому доставалась обезлюдевшая крепость, чьи защитники все до единого погибли под стенами, а жены и дети уже сгорели в погребальных кострах в специальных подземельях, навлекал на себя неблагоприятные кармические последствия и поступался против раджпутской чести. Погибшие ценой своей смерти подтверждали связь клана с родной землей, вследствие чего новый владелец оказывался лишним. Во время обоих самоубийств делалось все возможное и невозможное для спасения наследников клана. Если победитель все же шел против кодекса чести «раджпути» и захватывал землю, на стороне выросшего и отправившегося в поход за отцовым наследством нового поколения клана оказывалась моральная и материальная поддержка всех остальных раджпутов. Бывшему победителю оставалось только подобру-поздорову уносить ноги.
Мусульмане и англичане не вдавались в тонкости «раджпути», их интересовал только результат. В этом случай «шака» выглядела в первую очередь как бессмысленное самоубийство. Только со временем, когда на примере погибших воспитывалось новое поколение воинов и они, несмотря на все жертвы, отвоевывали обратно свои крепости и земли, завоеватели пришли к выводу, что раджпутов лучше не доводить до «шака – джаухара» и воевать с ними по-другому. Раджпуты слишком буквально понимали слово честь и долг, пепел стучал в сердца не одному поколению. Так случилось и в тот раз. Спустя десятилетие клан Гухилот вернулся на родные развалины и с тех пор Читтор стал символом самого бескомпромиссного сопротивления мусульманам.
В начале шестнадцатого века династия Гухилотов стала претендовать на лидерство в борьбе с мусульманами. Раджпуты в принципе не были способны к организации и мобилизации, их интересы редко выходили за межевые камни своих владений, а вся их политика сводилась к удержанию собственных вотчин и захвату чужих. Они героически дрались за свое, к сожаленью, своими для них были только интересы клана, нескольких десятков ближайших родичей. К мусульманам в Индии к тому времени как-то привыкли и они не воспринимали как нечто абсолютно чужеродное. Индуистские раджи несколько столетий подряд не могли объединиться и начать поход за святую Арьяварту. Собрать воедино разношерстную компанию, подвигнуть на что-то большее могли только прирожденные и очень удачливые лидеры.
Таким был рана Санга, свекор Мира Баи. Рана Санга буквально стал легендой при жизни, он провел сто битв, был восемьдесят раз ранен, жестоко искалечен и все ради того, чтобы держать в страхе пол-Индии. Рани из Мерта, так называли Мира Баи после замужества, входила в семью, которая реально могла начать индийскую реконкисту. Мира должна была соответствовать высокому званию и пожертвовать всем ради общей цели. Ее согласия никто не спрашивал, она была раджпуткой и она жила для того, чтобы исполнить свой долг.
Рана Санга копил силы и исподволь подбирался к тому, чтобы бросить вызов делийским султанам и объединить по ведическим традициям север Индии. Ему фатально не повезло, он опоздал буквально на несколько лет. На шахматной доске Индии, состоящей из множества клеточек индуистских и мусульманских царств, появилась новая фигура в ранге никак не меньше ферзя. После этого все хитроумные многоходовые комбинации оказались просто сметены с игрового поля. То был Бабур, прямой потомок Чингисхана и Тимура, на беду индусов унаследовавший стратегический и организационный таланты обоих предков. Родичи изгнали его из среднеазиатской вотчины и он с верной дружиной уходил на юго-восток, захватывая города, расширяя завоевания, теряя опорные пункты и завоевывая новые. Конечным этапом его полной приключений и тягот жизни стала Индия. Возможно, первоначально по примеру Тимура он хотел ограничиться только грабежом самой богатой страны в мире. Так без лишних затей поправляли свое финансовое положение многие мусульманские владыки. Из Афганистана он совершил четыре похода в Индию и всякий раз возвращался с победой и добычей. Легкая победа над делийским султаном в пятом походе в 1525/26 годах заставила Бабура изменить планы. С тех пор судьба его потомков, Великих Моголов, оказалась связана с Индией. Моголы были поистине великими. Впервые после легендарного Ашоки, современника эллинистических монархий, они смогли объединить большую часть Индии. Раджпуты были самыми активными участниками этого процесса, и как верные союзники Моголов и как самые непримиримые противники.
Это было немного позже, а самые первые года рана Санга собрал все наличные силы, верных союзников и поставил свою удачу на кон в борьбе с теми, кто вырвал победу из его рук. Он собрал под своим стягом – золотое солнце на алом фоне – войска семи княжеств и восьмисот мелких феодалов, что для раджутов было чудом единения. В битве при Кхануа в 1527 году артиллерия Моголов отбила яростную атаку раджпутов, после чего организация победила храбрость. Раджпуты воевали доблестно, по-рыцарски, Моголы – как истинные монголы, то есть по-умному. Бабур сохранил резерв и в критический момент бросил его в бой. Хуже вооруженные и уступавшие по численности союзники Моголов разбили деморализованных неудачей и ранением вождя раджпутов.
Рана Санга скончался спустя несколько лет от ран и горя, его приемником ненадолго стал Ратан Сингх, младший деверь Миры. Внешнеполитическая обстановка и внутренняя интрига расколола династию. Одна из жен раны Санги, Кармити, оспорила выбор наследника и вместо него выдвинула своего собственного сына. Она засела в соседней неприступной крепости и оттуда умоляла Моголов, сперва Бабура, а потом его сына Хумаюна, вступиться за слабую женщину и «раджпути». Нетрудно догадаться, как рады были пришельцы распре среди самых влиятельных врагов и как их действия сковали усилия тех, кто пытался восстановить порядок среди Гухилотов. Ратан Сингх погиб в 1531 году, освободившийся трон в Читторе занял Викрамадитья, сын Кармити. Правление его было коротким, формальным и очень печальным. Среди жертв активной политики раны Санги был соседний Гуджарат. Его правитель Бахадур-Шах воспользовался моментом для мести. Он дважды вторгался в земли Гухилотов, второй поход завершился полным разгромом раджпутов. В 1535 году Читтор во второй раз не смог выдержать осаду, его снова потрясла трагедия «шака – джаухара». В жертву принесла себя еще одна ратхорская принцесса Джавахир-Баи, мать пятилетнего Удай Сигха, наследника горькой славы Гухилотов. Спасли только самого Удая Сингха. Только спустя семь лет раджпуты отбили Читтор.
Таков был внешний фон, на котором протекала жизнь Мира Баи в Читторе. Она продолжала бхакти, что не могло нравиться ее новым родичам. Точнее, само по себе бхакти не было чем-то зазорным, вызывающим было только то, что рани из Мерта нарушала в своем служении Господу все правила дхармы. Бхактом был один из самых уважаемых предшественников раны Санги, рана Кумбха. Он по сути дела создал мощь Мевара, превратил в Читтор в первоклассную крепость. При этом он сочинял религиозные гимны – тики во славу Кришны и немало гордился своим служением Господу. Личные пристрастия индуиста к какому-нибудь культу мало волнуют окружающих, пока он исполняет правила дхармы. Рана Кумбха всячески поддерживал культ родового божества Гухилотов Шивы – Экалинга, а то, чем он занимался в свободное от государственных обязанностей время, было его личным делом. Так было и с Мира Баи, пока ее бхакти не заставило ее нарушить кастовые правила общением с людьми низших каст и неподобающим поведением. По какой-то причине пока ей все сходило с рук.
Тут возникает несколько вопросов, которые в отечественной литературе не отражены, а для биографии Мира Баи имели решающее значение. Я не знаю, был ли Бходжараджа наследником раны Санги. Раджпуты свято блюли майорат и передавали власть и имущество старшему сыну. Исключения бывали, но только в качестве исключения. Более чем вероятно, что Мира предназначалась в жены наследника Читтора, а в перспективе – императора Индии.
Но она овдовела в 1522 году. Как ушел из жизни Бходжараджа, погиб в бою, как приличествовало воину – виру или умер естественной, менее почетной смертью, я также не знаю. Как истинная раджпутка Мира должна была совершить сати. У Мира Баи не было ребенка. Невозможно представить, какая в том состояла трагедия для индийской женщины. Для Мира Баи это обстоятельство также означало, что у нее отсутствовал единственный законный повод остаться в живых, а ее родичам – сохранить ей жизнь. Формально принудить ее к костру никто не имел права, это как бы подразумевалось при замужестве, было негласным условием брачного контракта. Она не взошла на погребальный костер мужа. Сказать, что она оскорбила семью мужа, что она поступилась честью, значит, не выразить сотой доли того, что с этим было связано и что повлекло тяжелейшие последствия для всех участников драмы.
Для тех, кто читает эти строки, слово честь ассоциируется с пышноусыми русскими дворянчиками и почтенными отцами семейств из латино-сериалов, которые укоряют честью своих несчастных заблудших и забеременевших дочерей и тем служат для развития сюжета. Понятно, что отцы потом умилятся при виде внуков и забудут про старозаветную честь ради ангельских малышей. Честь безнадежно устарела и стерлась в ничто в обращении слов за несколько поколений до нас.
Для раджпутов честь и долг значили совсем другое. Они были осязаемы, они имели вес, причем больший, чем жизнь людей, а тем более жизнь одного человека. На дхарме, долге, держалась вся Индия и никто не имел права снимать с себя эту ношу. Мира Баи разрывала то, ради чего она была рождена, что составляло сам смысл ее существования. Она переставала принимать участие в жертвоприношении, которое составляло жизнь любого индуса, а уж тем более представителя высшей касты. Мира разрешила себе разорвать обряд венчания, который единственно делал ее и мужа личностями в ведическом смысле. Сами по себе они оба были никто, только вместе, буквально связанные во время обряда свадьбы, они становились единым целым, тем, что могло продолжить вечно род людей и вечный обряд во славу богов и предков. Мира Баи уничтожала благую карму своего мужа (и свою тоже), низводила его на возрождении в более низком существовании, а себя саму обрекала на вечные страдания. Кроме того, она ставила род своего мужа на грань катастрофы. Верность мужу и благое поведение жены для раджпутов не было личным делом каждой семьи, поскольку отдельной семьи по традиции они не знали. Вдова наследного принца, отказавшаяся без веских причин последовать за своим мужем, в буквальном смысле оскверняла весь род, лишала благой участи, воинской удачи, пробивала брешь в сакральной обороноспособности и даже могла повлиять на сам факт существования рода. Наоборот, вдова-сати становилась святой, добрым охранительным божеством для всего рода. Земли Раджпутаны в равной мере усыпаны могилами почитаемых героев и не менее почитаемыми стелами с изображением женской руки – места кремации сати. И те и другие есть объект почитания мужества и верности долгу. Нетрудно представить, какой ад прошла Мира Баи.
Живое проклятие пытались уничтожить другим способом. В стихах Миры сохранилось упоминание о том, как ее заставили выпить яд, как заставляли прикладывать к груди корзину со змеями, как укладывали на ложе из шипов, отравленных, надо полагать. Божьим промыслом ничто не смогло умертвить бхакти. Они выпила яд как амриту, змея поцеловала ее, а на колючем ложе она уснула как на розовых лепестках. Насколько добровольно совершала это Мира Баи, неизвестно. Удивляет то, что в ее стихах отсутствует ненависть к убийцам. То ли она как раджпутка осознавала право клана на свою жизнь, то ли беззаветно предалась своему Божественному возлюбленному и упоминала об этих случаях с простодушием женщины, хвастающейся щедростью и силой своего возлюбленного. Вот, мол, подружка, твой любимый подарил тебе серьги, а мой-то спас меня от верной смерти.
А если отыскать еще один поток жизни Мира Баи? Тогда открывается совершенно невероятная вещь. Что, если все несчастия Гухилотов оказались связаны с попыткой убить Мира Баи, посягнуть на бхакту Господа? Женщина, готовящаяся к сати, обладала невероятной сакральной силой. Она могла потребовать все что угодно, наложить любое табу, могла проклясть клан. Все сбывалось. Триста лет спустя после описываемых событий рана Мевара потребовал от дочери выпить яд. У несчастной прекрасной девушки была одна вина – она была слишком завидной невестой и околосвадебные интриги поставили государство на грань катастрофы. К тому времени «раджпути» сохранилось только в женщинах. Девушка добровольно приняла яд, но прокляла династию на бесплодие, отчего шесть поколений владык Мевара были приемными сыновьями. Могла ли Мира Баи осознанно или нет произнести проклятие? Могла ли воззвать к своему единственному возлюбленному, единственной защите с просьбой защитить ее? Тогда вызывает изумление несопоставимость судьбы одного человека и целой страны перед лицом Господа. Если ее проклятье имело силу, если Господь Миры уберег свою земную любовь, то Он снял с раджпутов Свое благословение. Пугающее совпадение - именно тогда у Бабура зарождалась мысль обосноваться в Индии…
Не знаю, насколько осознавали все участники трагедии, какие силы вызвали к действию своими словами и делами…
Мира Баи прошла все и выстояла, она сохранила в измученной душе свою любовь. Можно сказать иначе – любовь сохранила ее. В 1531 году, во время сумятицы с престолонаследием, ей удалось бежать. Ее влекла земля, по которой ступал сам Кришна, где все было наполнено воспоминаниями о Его земном воплощении, где даже трава под ногами прошла миллионы перерождений, прежде чем служить живым ковром для лотосных стоп Господа.
Тут опять требуется пояснение. Вриндаван, в котором Мира провела пять лет, в те времена не имел ничего схожего с современным городом, заполненным храмами и полностью обустроенным для удобства паломников. Земля Враджа, ее центр Матхура, окрестный Вриндаван и множество других городков и деревень тогда, пользуясь старозаветным выражением, «пребывали в мерзости запустения». Череда мусульманских нашествий превратили некогда процветающий край в местность, где едва теплилась убогая сельская жизнь. Все вайшнавские святыни были или уничтожены, или спрятаны, или вывезены в более безопасные места. В современном Врадже практически нет строений, которые были возведены в до-могольскую эпоху. Только веротерпимость новых пришельцев дала возможность начать возрождение нынешнего священного места.
В 1516 году началась миссия двух Госвами – Шри Рупы и Шри Сантаны. Исполняя наказ Шри Чайтанйи, они заново открыли Врадж как место лил Кришны. Пребывая в экстазе, в образе ближайших гопи Кришны, они шли по леса, оврагам и полям, и видели внутренним взором те места, где некогда Кришна одаривал участием в Своей игре Свои любимые души. В описании их первой парикрамы почти отсутствуют сведения о городах и деревнях. Ночлег предоставляли им деревья и звериные норы, храмами служили хижины и дупла деревьев. К примеру, в купчей на покупку для вайшнавов местности, которая ныне является центром Вриндавана, в качестве межевых примет упоминаются только деревья. Потянувшиеся за Госвами последователи только начали обустраивать Вриндаван, когда там появилась утонченная раджпутская принцесса. Во Вриндаване отсутствовал не только уровень удобств, который приличествовал Мира Баи, там с трудом выживали привычные ко всему отшельники. Тогда во Врадже могли удержаться только люди, для которых дикий пустырь был благоухающим цветущим садом эпохи Кришны и в душе которых постоянно звучала мелодия флейты проказливого пастушка.
Когда Мира пишет о Врадже – она упоминает только детали деревенской жизни. Достаточно сопоставить ее строки с пышными описаниями жизни пастухов Нанды в «Шримад-Бхагаватаме», чтобы не задаться вопросом, чем вызвана такая разница. Стихи Миры резко контрастируют с тоном официальной вайшнавской литературы по стилю и по набору сюжетов, они как незатейливые звуки тростниковой дудочки по сравнению с торжествующим ураганом звуков органа.
Она жила во Вриндаване до 1536 года, пока ей снова не пришлось бежать от верной смерти, на это раз в Двараку. Вот это обстоятельство подчеркивает, насколько далеко зашло противостояние одинокой женщины и могучего клана. Уже остыл пепел «шака – джаухара» 1535 года, остатки Гухилотов зализывают раны, новому властителю разрушенного Читтора всего шесть лет и он не сможет приблизиться к родному городу еще долгое время. Полный разгром, крушение фантастических замыслов, время собирать по крупицам былое могущество, славу и силу, чтобы только выжить – в то же время убийцы преследуют несчастную юродивую, причем не оставляют своих попыток даже на священной для всякого индуиста земле. Такое впечатление, что все мировое зло для Гухилотов персонифицировалось в Мира Баи.
Возможно, преследование подстегивалось политическими мотивами. Как ни хотела Мира быть просто бхактой, о ее происхождении и положении не забывал никто. Существует легенда о встрече Миры с могольским императором Акбаром. Правда, в этом случае даже буйное мифотворчество о Мире как-то тускнеет и упоминает об этом факте вскользь и с неким сомнением. Ничего невероятного в этом нет, Врадж располагается на полпути между двумя могольскими столицами – Дели и Агрой и Акбар сотни раз проезжал мимо Вриндавана, так что устроить такую встречу труда не составляло. Понятен интерес Моголов к личности рани из Мерта, она могла существенно помочь в замирении Мевара, если бы обладала амбициями злосчастной Кармити. Можно представить, как ее пытались сделать символом интриги или похода на раджпутов, что ей сулили за это и чем угрожали. Но легенда осталась легендой, Мира Баи не принимала никакого участия в дальнейшей кровавой истории Читтора. Безвестность Мира Баи как политического деятеля поражает, она сделала почти невозможно – осталось просто человеком в ситуации, когда сама история делала ее символом войны за или против раджпутской Индии.
Далее происходит странная вещь: политика, биография Миры сплетаются со священной историей Кришны. Дварка – последнее земное пристанище Кришны, город, в котором были развеяны Его земные замыслы и подле которого Он сам согласился прервать свое земное существование, более того город, ставший мифом, ушедший под воду как Китеж-град и также, как Китеж, постоянно напоминающий о своем существовании. И одновременно – территория злейшего врага Гухилотов Бахадур – Шаха. Шпионская служба в Индии была поставлена на высоту еще до Рождества Христова и с тех пор процветала при всех властителях. Все, кому это было нужно, знали, что рани из Мерта, невестка раны Санги, тетка, родная или двоюродная, нынешнего владыки Мевара, живое проклятие Гухилотов, получила прибежище на земле Бахадур – Шаха. Мира Баи не могла стать просто гопи, она до конца была заклеймена титулом раджпутки. И она не могла не понимать, как будет воспринято всеми ее появление в Гуджарате. Она отправилась к своей смерти.
Все это время она сочиняет свои стихи во славу своего Бога, Господа Миры. Ее творчество настолько выбивается из русла традиции, что заставляет снова вспоминать о необычности этого человека.
Стихи Миры – загадка Шекспира наоборот. Существует аргументированное мнение, что Вильям Шекспир по образованию и образу жизни не мог быть сочинителем своих пьес. Настоящий автор (или авторы) был великолепно образован, что совершенно не вяжется с личностью простолюдина, актера-неудачника, коим был Шекспир. Так вот, стихи Миры могли быть сочинены пастушкой, простой деревенской девушкой, в них нет ничего, чтобы обличало жизненный кругозор и образование принцессы.
Женщины раджпутов получали неплохое домашнее образование. Для них однозначно были запрещены Веды и изучение санскрита, но к тому времени новоиндийские языки предоставляли любому желающему массу переложений Махабхараты, сказаний о Кришне, прочей литературы религиозного и светского содержания. Раджпуты были всегда охочи до книг, женщины активно пользовались обширными библиотеками. Дополнительно к тому, женщины царственных династий считались как бы кадровым резервом. В случае смерти супругов они до совершенолетия сыновей становились регентшами, да и при благополучно здравствующих и царствующих супругах и сыновьях обладали немалым влиянием. Данное обстоятельство означает, что они были знакомы с санкритской терминологией и философской логикой. В современности философия, скажем, для инженера является балластом памяти. В Индии, где все прикладные науки считались исходящими от единого источника – Вед и имели общее строение, даже бухгалтерию и строительство невозможно было изучить без общего понимания философии. Если раджпутка готовилась к общественной деятельности – она была обязана знать очень много. А Мира дополнительно к тому воспитывалась в среде бхактов, общалась с ними в Читторе, а во Вриндаване имела возможность жить в поэтичной и высокоученой атмосфере ближайших последователей Шри Чайтанйи.
Перечисление подвигов Господа Миры на удивление скудно. Она упоминает о спасении Прахлады, о том, что он поднял Гобардхану, победил Кали Нага, спас воззвавшего к нему утопающего слона, укутал бесконечными одеяниями Драупади, то есть бессистемные обрывки рассказов и притч. Такое впечатление, что она всю жизнь провела в глухой деревушке и знакома с Кришной только по изложениям бродячих рассказчиков. Эпитеты, которыми она награждает своего Господа – из этого ряда. Говинд, любимец (защитник) коров, Гопал (пастух), Лал Гопал (любимый пастух), Гиридхар (держащий гору)… Куда делось все богатство эпосов, романистов, других бхакти? Словно из казнохранилища, забитого сокровищами, глупая темная женщина выбрала дешевые бусы и тешилась ими как подлинным богатством.
Не может не удивлять другое. Господь Миры – просто божок, родовой дух лесного племени, который благоволит к земной женщине и спасает ее от всех бед. Такого ограниченного восприятия Бога нет ни у одного из известных мне поэтов – бхактов.
Бхакти по определению религия бедных, простых и неученых людей, нищих духом, как блюз – музыка бедных по настроению и выразительным средствам. Именно они, отлученные от знания Вед и формальной религии, искали свой путь к Богу и обретали единение с Ним, в служении Ему. Они просто любили Его, для их простой и человечной любви им был нужен любящий Бог во всех ипостасях: ребенка, возлюбленного юноши, доброго отца, матери и даже возлюбленной. Но даже бхакты из низов, из самых глухих мест отлично осознавали разницу между предметом их описания и истинным Богом, Богом – создателем, хранителем и разрушителем Вселенной. Они воспевали одну из граней алмаза, доступную их характеру и уровню знаний, немало не сомневаясь, что Бог отражается еще в миллионах граней, недостижимых их чувству и разуму. Иногда в одной строфе встречается восприятия Бога совершенно невообразимые с точки зрения формальной логики, к примеру, теистическое и пантеистическое, или как личности и духовного принципа. Вот эта непосредственность, даже неправильность, свежесть и острота ощущений делает поэзию бхакти столь пленительной, заставляет верить в искренность чувств. Бхакты были любимыми детьми Господа и Он прощал им все. В стихах Миры нет намека на то, что она осознает разницу между своим восприятием Бога и тем, что Он есть на самом деле. Она низводила Бога с пьедестала трансцендентности и укладывала Его рядом с собой на ворох соломы.
Жанр, в котором творила Мира Баи, существовал издревле и, как всё в Индии, был кодифицирован. Обращение к Богу как к неверному возлюбленному, трогательные жалобы подружке или Ему самому, были невероятно популярны. Образ Кришны, любимца гопи, идеально ложился на печальную и возвышенную мелодию сердца, взыскующего любовь и Бога. Можно без преувеличения сказать, что в таком жанре работали миллионы поэтов и всегда находились (и находятся) продолжатели и благодарные слушатели.
Согласно индийским воззрениям, каждое произведение существует в определенной тональности, должно вызывать четко обозначенные эстетические переживания, именуемые «раса». Границы между «раса» нарушать запрещается, смешение «раса» - признак неучености, неуважения великих предшественников и вообще дурного тона.
Мира Баи превратила поэзию в жизнь.
Мира Баи настолько вжилась в свою поэзию, что утратила всякое представление о других «раса», других жанрах и другой жизни. Она из человека превратилась в певчую птичку, которая знает только одну мелодию, заученную с рождения.
Она вернулась к архетипу. Ее стихи могла сочинить только настоящая, подлинная гопи, сверстница Кришны, живущая с Ним за соседним забором и каждый день видящая Его с путами у колодца, которая касалась Его пальцев, когда передавала плошку с молоком или убегала от Его жестоких детских проказ. А потом, однажды, увидела в Нем юношу, мужчину, которому захотела отдать то немногое, что у нее было – девичью свежесть, узнать Его любовь, а потом рожать от Него детей, взбивать молоко от Его коров и каждую ночь ощущать около себя биение Его сердца. Какая простая и недостижимая мечта!
Взгляд человека иной культуры улавливает в этом незнакомый мотив, который стоит рассмотреть подробнее. Его можно условно назвать мотивом перерождения, воплощения. Расхожая истина – в Индии в новом нет истины, правда есть только в том, что соответствует традиции, седой старине, золотому веку. Чтобы обращаться к другим людям, человек обязан для подтверждения правдивости своих слов основываться на старом, поверенном временем и освященном обычаем. Для передачи знания существовала парампара – цепь ученической преемственности, восходящая в конечном счете к Абсолюту, единственному истинному источнику знания. Но это был путь мужчин – брахман, незначительной части населения. От чьего имени могли говорить все остальные? Говорить не об обыденном, не о житейском, а о том, о чем пела их душа, о свой любви к Богу?
В стихах Миры нет четкого упоминания, но она явно представляла себя гопи, причем одной из окружения Кришны. Если это было сумасшествием, то оно было тогда распространено. Ближайшие последователи Шри Чайтанйи прямо отождествляли себя с гопи, которые милостью Кришны снова снизошли на Зе