Тише едешь - дальше будешь
Месяц священного Рамадана был в самом разгаре. Рамадан - это великий пост, своего рода благословенный праздник для всех мусульман, и в то же время изнурительное испытание, посылаемое свыше Аллахом.
В течение целого месяца правоверные могут есть и пить лишь после захода солнца до наступления рассвета, то есть в такое время суток, когда они не способны в темноте различить белую нитку от черной. А днем, даже в нестерпимую жару, запрещается смачивать губы - нарушишь волю Аллаха.
Итак, месяц священного рамадана был в самом разгаре. К закату солнца жизнь на улицах замирала. Приближалось время молитвы магриб. С нетерпением мусульмане дожидались вечерней трапезы.
До площади Освобождения в центре Каира я добрался без особого труда, - по пути заторов и "пробок" не было, но на самой площади скопилось большое количество транспорта. Полным ходом здесь шло строительство первого в Каире метро. Участок площади напротив неоклассического здания Египетского Национального музея был сплошь изрыт бульдозерами и грейдерами. Кругом вздыбались громадные башенные краны, между которыми проворно сновали люди в касках. Проезжая часть, отгороженная от стройплощадки огромными щитами с рекламными надписями, буквально лопалась от потока постоянно вливавшихся автомобилей. Жаркий воздух июньского дня был насыщен пылью и выхлопными газами.
У меня возникло желание как можно скорее отсюда выбраться - перспектива застрять в этом аду, среди раскаленных автомобилей отнюдь не доставляла мне большого удовольствия. К тому же к 6 часам вечера я был приглашен своими каирскими друзьями на обед. В это время тысячи египтян сидят, прикованные к экранам своих телевизоров, и ждут, когда прозвучат заключительные слова молитвы магриб и раздастся выстрел пушки - он называется ифтар и возвещает о прекращении поста или разговения.
Мне нравились некоторые восточные сладости, которые египтяне специально готовят в дни рамадана: омар-од-дин- желе из абрикосов с фисташками и белым изюмом, неизменная кунафа - тонкие нити из теста, словно скрученные в мотки проволоки, катейер - круглые булочки, пропитанные медом.
Я судорожно глотал слюну при мысли об этих изысканных сладостях. А ведь перед ними обязательно подадут запеченное мясо барашка с молотыми душистыми травами или голубей, нашпигованных приправленным рисом!
До выстрела пушки оставалось около часа, но за это время мне предстояло проехать добрую половину Каира и добраться до окраины Гизы, одного из самых людных районов столицы, где жили мои каирские друзья.
Вскоре я очутился на автобусной остановке. Водители разворачивали автобусы, стремясь как можно быстрее выехать с запруженной площади. Многие из них соблюдали пост, хотя по Корану им не возбранялось принимать пищу и пить чай во время дороги. Шум моторов, скрежет тормозов и крики раздраженных водителей действовали отупляюще.
Я пытался разобраться в мелькающих арабских надписях, но так и не смог понять, какой же автобус следует в Гизу. Обращался к прохожим на ломаном диалекте и не получал вразумительного ответа. Никому до меня не было дела. Все спешили добраться до дома или мечети, воздать должное аллаху и как следует подкрепиться. Внезапно в нескольких шагах от себя я услышал звонкий голос: "Эй, кому в Гизу, кому в Гизу? Поживее, отправляемся! Кому в Гизу, кому в Гизу? Я обернулся и увидел стоявшего неподалеку водителя микроавтобуса. Прищелкнув пальцами и сверкнув глазами, он прокричал сквозь шум автомобилей: "Эй, мистер, куда путь держишь? Случайно не в Гизу? Садись!"
Я кивнул в знак согласия, и пригнувшись, вошел в микроавтобус. Салон был заполнен лишь наполовину. Я сел рядом с мужчиной в галабее, - длинной, до самых пят рубашке, которую в основном носят крестьяне. С отсутствующим видом он смотрел в потолок и бормотал под нос суру из Корана, перебирая четки. На заднем сидении расположились парень с девушкой. Они о чем-то нежно ворковали друг с другом. Казалось, они не замечали ничего, что происходит вокруг.
На переднем сидении, рядом с водителем, сидел египтянин лет тридцати - тридцати двух. Его лицо я увидел в большое панорамное зеркало заднего вида, - лицо одутловатое, подбородок слегка приплюснут и прижат к шее, - такое впечатление, что он словно сросся с ней, губы недовольно поджаты, нахмуренные брови сошлись в одну линию.
Прошло минут пятнадцать - двадцать, а микроавтобус все не отправлялся. Водитель нервничал, но никак не мог набрать нужное количество пассажиров. Он постоянно посматривал на часы и бранился про себя, шевеля губами. Он явно опаздывал и поэтому был не в духе.
Постепенно микроавтобус заполнился, и водитель сел за руль, собираясь трогаться. В это время к двери неторопливо подошел полный мужчина. Его очки изрядно запотели и сползли на кончик носа, пиджак едва сходился на огромном и тучном теле. Одной рукой он прижимал к груди распухший кожаный портфель. Он нерешительно потянул на себя ручку двери и просунул голову в дверной проем.
- Ну, что ты застрял в дверях, бош мухандис, давай-ка поживее! - В голосе водителя послышалась едва сдерживаемая досада. - Эй, ребята, потеснитесь немного, - крикнул он парочке влюбленных. Те продолжали взирать друг на друга томными взорами. Толстяк с трудом протиснулся в узкое пространство салона и тяжело плюхнулся рядом с парочкой.
Водитель яростно надавил на педаль газа. Машина бешено рванулась с места и остановилась, поскольку дорогу перегородил автобус. Отчаянно маневрируя, водитель пытался его объехать, но вместо этого чуть не столкнулся с другим автобусом на перекрестке. От резкого торможения одутловатый чуть не ударился о лобовое стекло.
- Послушай, райис, не тормози так резко. Ведь так и шею свернуть недолго, - недовольно пробурчал он водителю, усаживаясь поудобнее. Водитель промолчал, но в зеркале я заметил, что он бросил на одутловатого колючий и злой взгляд. Потом вцепился в руль так, что ногти побелели. Я выглянул в окно и увидел, как со стороны Национального музея, наперерез потоку автомобилей, бежит девушка. Юбка развевалась, как флаг на ветру, волосы спутались и почти полностью закрыли лицо. Подбежав к машине, она отбросила назад волосы и спросила задыхающимся голосом:
- Куда едешь, райис? Не в Гизу ли ?
- Иншаала, в Гизу, - ответил водитель.
- Довези до мухафазы, райис, прошу тебя, - с мольбой в голосе обратилась девушка к водителю.
- А ты не видишь, что свободных мест нет? - кивнул он на заполненный салон и тут же добавил, увидев ее умоляющее, страдальческое лицо. - Ну, ладно, садись на переднее сидение. - Подвинься, бош мухандис, - сказал он одутловатому.
А тем временем на перекрестке образовался небольшой затор. С каждой минутой он разрастался, становился все больше и больше, и грозил превратиться в чудовищную пробку, - явление столь частое на каирских улицах. Надо сказать, что и сами каирцы немало способствуют подобному скоплению транспорта. Стоит одной, двум машинам застрять на перекрестке, как вокруг них мгновенно возникает запруда. Водители других автомобилей отнюдь не собираются дожидаться, пока машины разъедутся, - напротив, как одержимые, они съезжаются со всех сторон, и каждый яростно вгоняет свой автомобиль в свободное пространство. После этого все начинают бешено сигналить и орать друг на друга, отчаянно жестикулируя. Подобный концерт может продолжаться довольно долго, до тех пор, пока среди сбившегося в кучу стада автомобилей не появятся два-три "разводящих". Бывает, что, благодаря энергичным жестам и замысловатой жестикуляции им удается "рассосать" самую безнадежную пробку.
Но разводящих на этот раз не было, и наш водитель совсем приуныл. С воздетыми руками он взывал к небу, но не получал оттуда никакой поддержки. Неожиданно стоявший перед нами автобус тронулся с места, принял чуть влево и снова застыл, как вкопанный. Водитель с беженством завел стартер и начал объезжать автобус справа. Машина рванулась с места и одним из колес угодила прямо на тротуар. Пассажиров резко бросило в воздухе. В зеркале заднего вида я увидел лицо одутловатого. Его глава расширились до предела и, казалось, - вот-вот выскочат из орбит. От испуга девушка, сидевшая рядом с ним, громко вскрикнула. Невзирая ни на что, лихой водитель все же умудрился объехать автобус. Ловко подрезав "Тойоту", он въехал в узкий коридор между машинами и притормозил на перекрестке перед большим черным лимузином. Вскоре лимузин поехал, быстро набирая скорость. Мы устремились вслед. Пронзительный рев сирен и свистки полицейских остались позади.
Я стал невольным участником какой-то дьявольской гонки. На мосту перед высотным зданием гостиницы "Шератон" в районе Докки мы чуть не столкнулись с другим микроавтобусом. Оба водителя излили друг на друга потоки страшных ругательств и после этого мирно разъехались.
Пешеходы, рекламы, вывески, - все замелькало перед глазами, как в цветном калейдоскопе. Я решил покориться судьбе и уповать лишь на счастливый исход этой безумной гонки. Водитель проделывал какие-то немыслимые виражи. Неожиданно он перескакивал из ряда в ряд, резко тормозил, выныривая из-под колес гигантских трейлеров, и снова взмывал, словно птица.
Мне показалось, что с девушкой, сидевшей на переднем сидении, произойдет нечто ужасное. Ее лицо то бледнело, то становилось пунцовым и покрывалось пятнами. Наконец она не выдержала:
- Высади меня здесь, райис, с такой ездой недолго очутиться на том свете.
Водитель бросил на нее презрительный взгляд. Затем притормозил и открыл переднюю дверь.
Девушка вышла и решительно хлопнула дверью.
Мы понеслись дальше. Мне показалось, что в силу неведомых обстоятельств я был втянут в сумасшедший автомарафон с неизвестным исходом. Но далеко не все пассажиры были способны выдержать столь суровое испытание. Одутловатый египтянин начал первым проявлять признаки недовольства. До этого он что-то невнятно бурчал себе под нос и недовольно пыхтел, изредка делая замечания водителю.
Но теперь он начал понемногу распаляться:
-Слушай, райис, веди машину поосторожнее. Мы сейчас чуть не столкнулись вон с тем голубым мерседесом. Сбавь немного скорость.
Водитель хотел было ему резко возразить, но сдержался.
Одутловатый пилил его по-прежнему. Его голос был глухим, слегка дребезжащим и звучал, как старая заезженная грампластинка.
- Ну нельзя же вот так ехать. У меня жена и трое детей. Я не хочу, чтобы они сиротами остались.
Водитель не выдержал и вскипел:
- Слушай, придержи язык! Какого дьявола ты отвлекаешь меня и гундосишь всю дорогу? Твое нытье действует мне на нервы.
Одутловатый ненадолго приумолк, однако через несколько минут снова завелся:
- Послушай, райис, ты ведь людей везешь. Сейчас так машину тряхнуло, что я чуть головой об крышу не стукнулся.
Но на этот раз терпение водителя лопнуло. От внезапного торможения пассажиры резко подались вперед. Машина остановилась. Водитель в раздражении хлопнул ладонью по баранке и обрушил на одутловатого все, что накопилось в его душе за время езды:
- А, ну, пересядь на другое место или катись ко всем чертям! Клянусь аллахом, не повезу тебя дальше! Ты, что, осел, не понимаешь, что я с четырех утра пост соблюдаю? И я обалдел целый день без еды и питья по жаре мыкаться! Меня тоже дома жена и дети ждут не дождутся.
Раздражение водителя достигло такой степени, что он уже более не сдерживал себя:
- Если не нравится, как я машину веду, то можешь проваливать!
С какой стати я должен проваливать? - Снова заскрипел одутловатый.
- Я не буду проваливать. Я заплатил, как все пассажиры. Но так нельзя вести машину.
Водитель швырнул одутловатому несколько скомканных мелких купюр и заревел, как бык:
- Клянусь аллахом, я 20 лет за рулем. Я и сам знаю, как мне водить следует! Пересядь в салон по-добру по-здоровому, а не то вышвырну из машины!
- Никуда я пересаживаться не собираюсь. Заводи мотор и поехали, - Упрямо твердил одутловатый. - Только не гони так, как будто тебе черти задницу поджаривают.
Дело принимало скверный оборот. Водитель схватился было за гаечный ключ, но мужчина в длинной крестьянской галабее остановил его.
Тогда он выскочил из машины, чтобы вытащить одутловатого и задать ему хорошую взбучку. Но в это время парень с девушкой, сидевшие на заднем сидении, не выдержали накала страстей и вышли. Водитель слегка приостыл.
Воспользовавшись минутным замешательством водителя, я собрал воедино все свои познания в местном диалекте и обратился к одутловатому:
- Послушай, ну что тебе стоит пересесть на другое место? Ведь он совсем на взводе!
- Конечно, - отдуваясь и вытирая пот салфеткой, поддержал меня толстяк.- Пересядь и делу конец. А не то, клянусь аллахом, он нас всех угробит.
Одутловатый пробурчал себе что-то под нос, вылез из машины, недовольно и опаской покосился на водителя, вошел в салон и сел на освободившееся место.
Вскоре вернулись и двое влюбленных. Успокоившись, водитель уселся за руль и включил зажигание. Но машина почему-то не заводилась. В раздражении он подергал ключом зажигания, - никакого эффекта. Тогда он выбрался из машины и открыл крышку капота. Придирчиво осмотрел двигатель, но не нашел никаких видимых дефектов. Недоуменно пожал плечами и сел за руль в надежде завести двигатель.
- Постой-ка, райис, да у тебя же стрелка бензобака на нуле стоит! - Послышался голос мужчины в крестьянской галабее.
Уже пересаживаясь в другой микроавтобус, я обернулся и увидел нервного водителя. В полной растерянности он стоял посреди дороги с резиновым шлангом в руке. Мимо него на большой скорости проносились автомобили. В глазах его было отчаяние.
Каир, 1995 г.